Сначала просто не веришь своим глазам. Но философ должен быть в состоянии смотреть на любой факт, а это факт: что-то, что находится в этой книге, обслуживает какую-то важную потребность, которая находится в человеке, который ее прочитал и так горячо поблагодарил. Никакая сумбурность повествования и фактические ошибки, никакое хаотическое перескакивание мыслей, ненатуральность фабулы и убогий лексикон этому не помешали. (Про неграмотность и опечатки я в принципе не говорю; книга, не дошедшая до издательства, разумеется также не встречалась и с редактором.)
Иногда я пытаюсь вычитать там это что-то. Может быть, обращение к древним архетипам, к глубинным переживаниям, общим для всех людей? Может быть, это сам факт того, что другой человек, такой же как ты, умеет написать историю? Уважение к печатному слову? К самому феномену развертывания воображаемых картин у тебя в уме, когда ты видишь перед собой только черные палочки? Может быть, важна актуальность упоминаемой там реальности, той же, в которой сейчас живет читатель? Легкость чтения, которая создает переживание комфорта? Воздействие популярности, когда после первой сотни благодарностей ты оцениваешь книгу гораздо выше и сам? Может быть, это что-то, что находится совсем в другой стороне?
Мне одновременно и не удается относить это к плохой литературе — плохая литература не могла бы так радовать людей, она же плохая, от нее должны шарахаться и листать только от скуки на второй месяц пребывания на даче — и не удается увидеть за убогостью какое-то определенно присутствующее содержимое.
